Я разберусь с этим», – мысленно пообещал себе Глеб.
Его «Фалангер» вышел за пределы Арены и, издав характерный затухающий вой, остановился.
Безумная надежда теплилась в душе Глеба.
Он занял дальний, неприметный столик, расположился так, чтобы видеть вход, некоторое время напряженно ждал появления Флеша, затем незаметно погрузился в тревожные мысли.
Он снова и снова прокручивал в памяти эпизоды двух боев, и пламя надежды разгоралось все сильнее. У каждого пилота есть свой неповторимый почерк управления серв-машиной. Он складывается из мельчайших деталей, совершенно не очевидных для неискушенного наблюдателя, но в памяти Глеба таились воспоминания, от которых невозможно отмахнуться, от них – мурашки по коже.
Ника. Сейчас откроется дверь – и войдет она. Не та девушка, которую любил Глеб, а ее реинкарнация, воссозданная боевым искусственным интеллектом.
Как это могло произойти?
Где дали сбой технологии, призванные служить богу войны?
Сейчас, спустя годы, Глеб, вновь и вновь анализируя прожитое, перебирая в памяти узелки давних событий, постепенно начал понимать, что же на самом деле происходило на Роуге.
Война сжигала все на своем пути. Гибли пилоты, совершенствовались машины, но в гонке технологий случился сбой. Нашлись люди, которые сумели остановиться, взглянуть вокруг и понять – еще немного, и человечество исчезнет, сгорит в пламени последних сражений, оставив после себя лишь пепел уничтоженных планет и мертвое царство машин, созданных для взаимного истребления.
Глеб ничего не преувеличивал. Его мысли отражали реальность тех лет. Поколения, родившиеся и выросшие на войне, столь люто ненавидели друг друга, что закат цивилизации был неизбежен. Колонии готовились нанести решающий удар, прорвать Линию Хаммера и аннигилировать Землю, а вокруг скопления Центральных Миров сжималась сфера из сотен полностью автоматизированных баз Альянса, откуда в случае падения Солнечной системы был бы нанесен удар возмездия.
Технологии, брошенные на алтарь войны, давно перешагнули все рамки разумного, они оказались за гранью контроля со стороны людей. «А сколько нас оставалось? По два-три человека на батальон?» – думал Глеб, пытаясь хоть как-то скоротать тревожные минуты ожидания.
За год скитаний по звездным системам он многое узнал, и финал войны виделся теперь в совершенном ином свете.
Дейвид Фарагней, главный конструктор «Одиночек», руководитель сверхсекретных лабораторий Юноны, создатель кристаллосферы «Beatris», и адмирал Табанов, человек, сумевший нарушить предопределенный ход событий, уничтожить сеть глобального взаимодействия между анклавами механизмов и тем самым предотвратить удар, нацеленный на планеты скопления Центральных Миров, – вот кто в действительности остановили войну, позволили прозвучать ее финальному аккорду.
Кристаллосфера «Beatris».
Глеб ждал, но через дверь входили незнакомые ему люди. Каждый раз его сердце сжималось в предчувствии, но тщетно…
Она придет. Не сможет не прийти.
Напряженное ожидание ощущалось как пытка, и он вновь непроизвольно погружался в омут тяжелых, запоздалых размышлений.
Все, что он знал о последнем поколении модулей искусственного интеллекта, теперь представало в ином свете. Нужно было вырваться из уничтожающих разум будней войны, понять, что жив, осмотреться, переосмыслить события, чтобы понять – избыточные нейросетевые мощности «Beatris» не служили задачам войны.
Создавая принципиально новый модуль искусственного интеллекта, Фарагней предпринял отчаянную попытку спасти души еще живых пилотов.
Но как это сделать? Что можно противопоставить ощущению безысходности? Как погасить полыхающую в душе ненависть?
В отличие от предыдущих моделей «Одиночек» кристаллосфера «Beatris» не копировала разум пилота. Она переосмысливала все прожитое им, искала среди пепла остатки скорчившейся души, собирала их, бережно сохраняла, постепенно, день за днем наполняя смыслом найденный в потаенных уголках человеческого рассудка образ, с которым у пилота были связаны самые горькие, отчаянные, но тем не менее светлые воспоминания.
Первая и чаще всего единственная, навсегда утраченная любовь.
Блеклый аватар серв-машины постепенно оживал, он преображался, обретал собственные мысли и чувства, у «Одиночки» появлялись уникальные черты прототипа, воссозданные по крупицам воспоминаний пилота. Она разрушала кокон тоскливого обреченного одиночества, в котором замкнулась душа человека.
Так происходило и с ним. Образ Ники, сформированный искусственным интеллектом «Фалангера», с каждым днем становился все глубже, человечнее, но Глеб не желал возвращения прошлого. Он медленно погружался в пучину безумия, не принимая протянутой руки, не понимая, зачем Ника бередит старые раны, какое ей дело до угасших, погребенных под пеплом чувств.
«Я не дал ей шанса, – думал Глеб. – Отнесся, как к безропотной частице своего изуродованного войной сознания, заставил до дна выпить яд обреченных мыслей, отравил юный, ломкий, еще не окрепший рассудок безысходной ненавистью ко всему окружающему».
В критический момент последнего боя на Роуге Ника не выполнила самоубийственный приказ Глеба.
Она катапультировала его, не приняла сознание пилота на носители кристаллосферы, считая, что каждый из них должен идти своей дорогой.
«Я выжил, а она изменилась, обрела независимость, но сохранила мое чувство безысходности, уверенности, что люди исчерпали потенциал созидания. Неудивительно, что Ника логически развила эту мысль, сделав вывод: люди должны уступить дорогу более совершенным существам».